"Теперь он стоял и послушно признавался в том, что был активным участником заговора с целью убийства членов советского руководства.
В последующие несколько дней его примеру последовало еще с полдюжины старых большевиков, включая деятелей, известных всему миру.
В последнем слове на суде они бичевали себя за «презренное предательство» (Каменев), называли себя «отбросами своей страны» (Пикель), «не только убийцами, но фашистскими убийцами» (Гольцман).
Некоторые прямо заявили, что их преступления слишком отвратительны, чтобы просить о милосердии:
Мрачковский назвал себя «предателем, которого следует расстрелять».
На протяжении двух последующих лет эта сцена повторялась еще дважды, вызывая замешательство комментаторов, как дружелюбно, так и враждебно настроенных.
Впечатление, будто все единодушно сдались, вообще-то говоря, не соответствует действительности. Двое из осужденных в 1936 году (Смирнов и Гольцман) всячески уклонялись от признания своей вины, но это прошло незамеченным на фоне самоуничижения многих других, в том числе двух крупнейших деятелей — Зиновьева и Каменева.
Точно так же не были замечены мелкие задержки и заминки последующих процессов.
В первый день процесса 1938 года Крестинский отказался от своих предыдущих показаний и вновь признал их после того, как провел ночь в руках следователей.
Бухарин отказался признать некоторые главные обвинения — например, план убийства Ленина.
Радек признал себя коварным лжецом и указал при этом, что судебное дело базируется исключительно на его собственных показаниях.
Но эти отдельные моменты тонут в общей картине.
Дело выглядело так: сознались все"